мысли, заметки, прогнозы...

Кирилл Зангалис – первый в России шахматный менеджер. Он сделал из гроссмейстера Карякина настоящую звезду — Сергей в России теперь так же популярен, как Овечкин и Кириленко. Но начинал Зангалис простым официантом, к которому зашли поужинать баскетболисты сборной России. Кирилл после этого прочно связал себя с баскетбольной журналистикой. Он был одним из самых известных репортёров начала столетия и до сих пор безумно влюблён в баскетбол.

— Это первое интервью, к которому я не готовился. Учитывая твой опыт, мне нужно просто записывать истории, которые мне сейчас расскажешь. Рассказчик–то ты знатный…
— Я вот никогда не готовился к своим интервью, за что порой получал нагоняй от начальства. Хотя они почти никогда об этом не знали, интервью–то у меня выходили действительно классные, в отличие от репортажей. Но, мне кажется, иногда у меня неплохо получалось. Я сразу располагал к себе собеседника, и мне порой рассказывали то, что не рассказывали никогда и никому. Подготовка мне была не нужна, беседа лилась сама собой, и я на ходу беседу мог раскрыть человека, даже ничего о нём не зная. Не скажу, что я был лучшим баскетбольным журналистом своего времени, но, мне кажется, я оставил значимый след. Это было хорошее время, оно оставило приятные воспоминания. Я до сих пор слежу за баскетболом.

— Тебя можно смело назвать эпатажным журналистом?
— Может быть. Где–то даже можно сказать, что беспредельный.

— Ты был одним из самых близких друзей баскетболистов.
— Так вышло, что я познакомился со всеми нашими звёздами на чемпионате мира в Греции в 1998 году. Это отдельная история. И с тех пор подружился с ребятами из той великой команды. В ней очень не хватало Евгения Пашутина и Андрея Фетисова, которые стали моими близкими товарищами. Звёзды того времени никогда не пускали журналистов в свою тусовку, меня же почему–то сразу приняли. Знали, что я не сдам, что не напишу о наших похождениях в кабаки, дискотеки, казино в газете. Буквально сразу я стал для ребят в доску своим. Мы до сих пор крепко дружим и выручаем друг друга. Сейчас, например, я очень сильно выручил Игоря Куделина, но об этом расскажу несколько позже. Или пусть лучше Игорь сам расскажет, если захочет. Сейчас я действующий агент лучшего трёхочкового броска в мире.

— Ты был на свадьбах баскетболистов, на твоей свадьбе были баскетболисты, ты ходил по их дням рождения. Это не просто приятельство.
— Скорее всё–таки хорошим товарищем. Друзья бывают по жизни один–два человека, а вот товарищи — это то самое слово. Из–за игры на мою свадьбу не попал Сергей Моня, после тренировки заехал Евгений Воронов. А вот Татьяна Щёголева и её муж Игорь Кочарян отгуляли торжество по полной.

— Ты больше не имеешь никакого отношения к баскетболу?
— Я, можно сказать, болельщик и товарищ баскетболистов, тренеров. Стараюсь поддерживать общение и, когда есть возможность, хожу на баскетбол. Хотя это получается всё реже и реже.

— У меня было не так много запоминающихся историй. Была, наверное, одна: молодые баскетболисты закончили крупный турнир в маленьком городе. Им очень хотелось выпить, и так как за пределами отеля были тренеры, скауты и агенты, а они боялись, что их увидят, они попросили меня сходить в бар за алкоголем. Я знаю, что у тебя таких историй должно быть очень много.
— У меня не то чтобы много, а, наверное, почти всё из этого состояло. Сейчас поменялся баскетбол, поменялся весь спорт, поменялись журналисты. Тогда нельзя было представить редакцию без бутылки водки в обеденный перерыв, а баскетболистов — без кружки пива. Поэтому, когда Гундарс Ветра в первый раз хлопнул меня по плечу и позвал с ними в бар, я оказался в компании Гунчи и Панова в немецкой пивнушке на «Белорусской», это меня поразило. Подвал, капуста, я впервые увидел литровые кружки. Мне казалось, что я оказался в раю со своими кумирами. Они угощали меня пивом, которое не то что было мне не по карману, а вообще казалось каким–то напитком богов. Там было продолжение банкета, но Панов сказал, что молодому хватит и его брать не нужно. Они пошли пить куда–то дальше, но мне уже тогда хватило впечатлений от этой пивнушки. Я тогда понял, что баскетболисты — лучшие ребята на свете.

— Мир изменился? Баскетболисты теперь не пьют?
— По слухам, да. Все «режимят», тенденция пошла, что все ведут здоровый образ жизни. Да и мы уже не пьём. Советский спорт был плотно связан с алкоголем, приходилось прятаться, потому что за это штрафовали, с этим боролись. А сейчас даже следить не надо, все ударились в ЗОЖ. Во–первых, никто не курит. Ведь сборная 90–х курила на 80%, дымили даже в раздевалках, и никто на это не обращал внимания. Но какой результат давали!

— Про сигареты спрошу отдельно. Была история, когда ты жил с девушками из сборной в соседних номерах и ночью стрелял у них сигареты.
— Тот турнир вообще был эпохальный. Наша сборная тогда впервые с 1992 года «рохнула США, а это было в 2006 году. Если не так плохо с математикой, то можно понять, что на протяжении 24 лет США были непобедимы (на самом деле, между 1992 и 2006 годами — 14 лет. — Прим. «Чемпионата»). Турнир был в Бразилии, что само по себе очень интересно. Я тогда только оставил должность пресс–атташе сборной и начинал работать в «Советском спорте». Отправлен я был туда за счёт РФБ, Сергей Викторович Чернов всё любезно оплатил. Наша сборная играла очень плохо…

— Сборная играла плохо, а ты стрелял сигареты у игроков и проводил вечера с игроками за бокалом «красненького».
— Даже не «красненького», мы пили покрепче, это была кайперинья. Причём я пил не только с нашими, там были ещё американки Таурази и Бёрд. Они играли в «Динамо» и знали, что такое российское веселье. У нас были две заводилы — Марина Карпунина, которая часто тусовалась в общежитии моего университета, РУДН, в знаменитом девятом блоке, через который прошло очень много пьянок и гулянок известных баскетболистов, и Ирина Осипова. Они очень дружили и не то чтобы очень нарушали режим, а просто жили в своём привычном ритме. После игры можно выпить винишко, а сигаретам вообще никто не удивлялся. Курит Марина — и пусть курит. Вот у меня ночью кончились сигареты, а нам с коллегами очень хотелось покурить. К Карпуниной сходишь — она никогда не откажет.

Ну и там была другая знаменитая история. От наших привыкли видеть только победы и как минимум выходы в финалы, а тут наши девчонки проиграли несколько матчей в группе, играли просто отвратительно. По пьяной лавочке родилась идея надавать тренерскому штабу чуть–чуть по голове. Причём мы обсуждали это с самими баскетболистками, так что моя совесть чиста. Но вообще это двойное преступление — поехать за счёт федерации и полить всякими нехорошими вещами тренера этой самой федерации. У меня вышел текст на первой полосе, там был удачный кадр, где наша сборная сидит с опущенными головами. Название было шикарное: «Скамья обречённых». Ну и чтобы понять, о чём был текст, одна из фраз была такой: «Марина Карпунина разве что не залезла Игорю Грудину на плечи и не попросила прикурить». Марина как раз скучала по дому, по тусовкам, я ей объяснял, что она же играет за страну на чемпионате мира. Меня это всё подзавело. Причём, знаете, эту заметку читали сами девчонки, пусть и не все.

А самый смешной эпизод! Всё это вышло в прессе, наши попали в четвертьфинале на Испанию. Испанки были тогда не самыми сильными, наша команда её обыграла, но после этого текста был просто фантастический настрой. Мне потом признавались Степанова, Щёголева, Корстин, что матч с США они выиграли благодаря Зангалису. Я тот текст писал на компьютере Карпуниной, у меня свой сломался. Но не все были в курсе, и их так задел мой текст, что они потом стали играть намного лучше. Но некоторые так и говорили, что надо наподдать Грудину.

— Что сказал сам Грудин про твой текст?
— Тут–то и случился апогей этой истории. Это было при переезде в Сан–Паоло перед матчами плей–офф чемпионата мира. Я был неопытный тогда, не знал, что будет такая реакция на текст. Я захожу в автобус, и тут на меня смотрит Грудин. Он ещё был мягкий человек, другой бы выгнал из этого автобуса или убил вообще! Но меня впустили, я прошёл к своему месту, как римский солдат сквозь строй копий. Каждый взгляд говорил: «Это вот эта сволочь написала!» И тут произошло событие, которое заслуживает Голливуда: Ирина Осипова разговаривала с мамой на громкой связи, и та ей в трубку кричит: «Ира, ты мне обещала не курить!» И тут мы поняли, что мама узнала обо всём из моего текста. Мы ходили во врагах, пока девочки не поняли, что я ничего плохого не хотел сказать. Как известно, великий Александр Гомельский такие провокации закидывал в прессу, чтобы взбодрить игроков. Получилось, что сволочь Кирилл тоже так сделал. Даже главный редактор Игорь Коц тогда сказал: «Во парень даёт! Это ж надо, за счёт федерации поехал и такое написал на первую полосу».

— Если бы это было сейчас, ты бы сделал то же самое?
— Наверное, нет. Может быть, поэтому баскетболисты со мной так дружили тогда и так доверяли, что никогда в жизни я никого не сдал и нигде не написал, что мы с Куделиным у него дома выпили ящик пива и поели таганрогских раков; или загуляли с Фетисовым так, что он остался ночевать у меня в общежитии. Евгений Пашутин до сих пор горд тем, что, встав утром после хорошей попойки, обыграл меня в шахматы.

— Много красивых историй, есть романтика. Но не могу спросить, зачем ты, хороший журналист, выдумывал интервью?
— Я же человек практичный, и меня всегда поражали ветераны. Поражали крепким стаканом и хорошим пером. Яркий пример — это Сергей Микулик, звезда и легенда. Мы как–то летели на чемпионат Европы среди женщин в Анкару. Были я, Микулик, Дима Абарёнов и Владимир Можайцев. Микулик сказал, что получил хорошую премию, возьмёт нам одну маленькую в дорогу и одну большую на пару дней. Мы думали — ну как маленькая, 0,3, наверное, и большая 0,5. И тогда на кассе появился Микулик, держа в руках три литра виски и пять литров рома. Мы тогда поняли, что до Анкары мы вряд ли долетим. К сожалению, пятилитровую мы забыли в такси по дороге в отель. Было весело.

— Ты так и не ответил на вопрос.
— Это я к чему. Микулик тогда поменял много изданий и, работая в «Вечерней Москве», рассказывал мне много историй про то, как выдумывал интервью. И я тогда понял безнаказанность, ведь Пеле не сможет проверить, что с ним сделали интервью в «Красной Звезде». И я помню анонс на первой полосе: «Марадона «Вечёрке». Эта фраза меня так поразила, я сразу же подумал, что Марадона всю жизнь мечтал дать интервью Микулику и «Вечёрке». Я сразу понял, что Микулик где–то в баре под пивко, опохмеляясь, всё придумал. Он может постоянно обижаться и говорить, что это было, я постоянно ему это вспоминаю, а он хитро подмигивает. Поэтому, когда от нас хотели эксклюзивов, мы их делали.

— С Паркером.
— Это был, кажется, чемпионат Европы в Польше в 2009 году. У нас в редакции пошла тенденция как–то, что стал интересен именно околоспорт. Это меня убивало. Комбинации и матчи никому не интересны. Мы же помним, что у Тони Паркера, лидера сборной Франции, чемпиона НБА, была жена известная модель Ева Лонгория. А наш главред знаете, чем отличался? Он не терпел слово «нет». Он мне говорит: нужно интервью с Евой, лавстори, вот это вот. И ты такой сидишь и думаешь: «Твою мать, ну какая Ева? Ну как сейчас с ней общаться? Ну кто я такой? Журналист из России, а она — супермодель». А потом вспоминаешь Микулика, включаешь фантазию и выдаёшь на целую полосу интервью с Тони Паркером. Конечно, я сначала хорошо изучил зарубежную прессу, нигде не наврал. Я уверен, что Паркер мне не сказал бы ничего интереснее того, что написал я! Хотя кто–то — кажется, Дима Абарёнов — меня перещеголял и через несколько дней выдал интервью с Новицки.

— Я эту историю знаю так: Кирилл Зангалис забыл написать интервью, получил нагоняй из редакции, встал рано утром, разбудил соседа по номеру и сказал: «Вставай», ты будешь Тони Паркером».
— Что плохого в том, что кто–то будет Паркером? Это было много раз! Сколько раз Саша Федотов становился моим героем… Дирк, расскажи, как это ты из второй Бундеслиги сразу попал в НБА? И Дима Абарёнов отвечает: «Я был очень старательным парнем, я очень много бросал. Хотя друзья меня часто звали пить вкуснейшее немецкое пиво». Ну и дальше подгружал то, что вычитал в зарубежной прессе — что он круто играл на гитаре, что был фанатом Led Zeppelin или Deep Purple. Хотя я на самом деле говорил с Дирком — ну там good luck или congratulations после матчей.

— То есть можно пожелать удачи или поздравить, а после этого написать полосное интервью?
— Да спокойно. Но ты же понимаешь, что это частные случаи. Может быть, раза три в жизни, десятая доля процента от всей работы в баскетбольной журналистике. Мне приписывают несуществующее интервью с Сабонисом, а ведь всё было честно, у нас даже в редакции висела фотография, как я тянусь на цыпочках к нему с телефоном Nokia, смартфонов тогда ещё не было. Подпись у фото была: «Дядя, купи телефон». Круто было. Более того, с Сабонисом мы даже вместе выпивали — в Литве есть такая классная деревянная штучка, на которой приносят 10 сортов самогона. Сабас выбил, ему как комариный укус. Я же, играя на рояле для Куртинайтиса, где–то под этим самым роялем и уснул.

Это поколение вообще пило будь здоров. Известна же история, как на какое–то утро все получили от Гомельского за то, что были не готовы к тренировке, а Сабонис не получил. Все просто проспали, а Арвидас даже не ложился и был готов тренироваться. Вот это романтика! Сейчас просто скучно.

— Ты рассказываешь об этом с таким вдохновением, что если молодые журналисты нас увидят, то подумают, будто все так работают.
— Да журналистики никакой нет. Хорошо, если молодые журналисты вообще найдут такого героя, как Дирк Новицки. Я был бы за них очень рад, это была бы другая журналистика. С каким–нибудь Майклом Джорданом было бы проще — с ним написано тысячи интервью, я бы просто скомпоновал, придумал, добавил изюминки. Спросил бы его про номер 23, про бейсбол, про невероятные матчи с «Ютой». Что–нибудь бы придумал. Там же интервью делается в течение 15 минут на полосу легко — 3–4 блока, пара глав, хобби. Вот и всё.

— Как часто игроки обижались на тебя за выдуманные интервью?
— У меня никогда не было проблем. Они даже сами просили меня всё сделать. Я просто отправлял на вычитку, поэтому проблем никогда не было.

— Поэтому баскетболисты 90–х давали интервью так литературно?
— Сейчас я вообще не вижу интервью с баскетболистами, так мало их стало. Мне кажется, пресса стала мало внимания уделять баскетболу.

— Просто никто не выдумывает, все пишут так, как говорят игроки.
— Ну было же всё намного веселее, атмосферно! ЦСКА, «Баскетбар», всё вот это вот. Каждый матч Евролиги был праздником — ты идёшь, знаешь, что сейчас придёшь в «Баскетбар», выпьешь пива. Потом наверняка ЦСКА выиграет, можно будет напроситься в очередной раз с Ветрой пить. Я как–то раз стоял, студент голодный, денег совсем не было, и Куделин как будто это почувствовал и пригласил домой. Я тогда впервые в жизни поел раков! Студенчество–то голодное. Я тогда вспоминал: ну как Куделин, супербог, человек, достойный НБА, зовёт тебя к себе в гости, кормит таганрогскими раками и поит немецким пивом. Большего счастья не было! Естественно, ты этим людям всегда был предан, всегда защищал их, как бы плохо они ни играли. К счастью, они почти всегда играли хорошо.

— Любимые команды могут быть у журналиста?
— Я болел скорее не за команды, а за людей. За всех этих 12 человек, которые стали для меня неким символом. К ним прибавился Андрей Фетисов, очень жаль, что он не попал в Афины–98, как и Джон (Евгений Пашутин). Это большое упущение, может быть, из–за этого сборная не выиграла чемпионат мира. Следующее поколение тоже очень классное, но с ними мы общались уже меньше. Хотя я был пресс–атташе сборной. С ними мы вот так по–суперски уже не зажгли. Отдельно, конечно, нужно сказать про греков — про Лёшу Саврасенко, про Лазараса Попадопулоса. Лазарь — большой любитель шахмат, с Лёшей тоже куролесили очень прилично. Ещё когда он играл в «Олимпиакосе», я сказал ему, что Гомельский им очень интересуется. Уже тогда я проявлял агентские качества. Он мне говорит: ну нет, какой ЦСКА, тут «Оли», куда я поеду?

— Ты ни слова не сказал про Андрея Кириленко, хотя есть довольно публичная история. Жена Андрея, Маша Лопатова, до сих пор говорит, что Зангалис должен им 100 долларов.
— Вообще–то 200. И я их скорее не занял, а… В общем, я очень азартный человек. К счастью, по жизни я не в минусе, вовремя остановился. Но друзья меня как–то подсадили. Один раз мы играли в казино, у моего друга Кости Черникова была система — дожидаться 10 чёрных и в 11–й раз снова ставить на чёрное. Была задача выиграть 100 несчастных долларов. Всю ночь мы с ним терпели — выпадало чёрное, мы снова ставили на чёрное, всё шло хорошо. Но в какой–то момент выпало красное, и мы спустили все деньги. А у меня была какая–то страшная заначка. Я, зажмурив глаза, подошёл и поставил тысячу долларов на красное. Уже хотел уходить, у меня примета такая, и тут выпадает красное. В итоге мы ушли из этого казино в плюсе как раз 100 долларов, потратив на это всю ночь.

А с Кириленко была другая история. Был отборочный матч с Литвой, и журналисты все были невероятно пьяные. Где–то я проиграл все свои деньги и тут увидел у Кири груду фишек на 5–6 тысяч долларов. Я таких денег и в глаза не видел! Ну и спросил у Маши фишечку, сказал, что завтра отдам. Она мне до сих пор вспоминает. Ладно, не забыла, при случае верну.

— Андрей Кириленко испортил российский баскетбол — не пил, не курил и уничтожил всю эту романтику 90–х.
— А может, пил и курил, мы просто не знаем. Но, судя по тому, что довольно долго играл, наверное, «режимил». Но ещё раз говорю, просто время испортилось. Раньше в обеденный перерыв мы выпивали с десяток бутылок пива, а сейчас молодые журналисты упадут в обморок от такого количества — для них такого объёма просто не существует. Раньше вот было легендарно: что ни город, что ни страна, местные бары просто трясло от российских журналистов.

— Что тебя привело в баскетбол?
— Это интересная история. Судьба. Первые баскетболисты, которых я увидел в жизни, были Миша Михайлов и Сергей Панов. Фантастическая история, которая случилась в августе 1998 года. До этого я видел три матча в своей жизни: четвертьфинал с испанцами, где Фетисов забил двадцатку испанцам; полуфинал с итальянцами, где мы обидно проиграли три очка; и, будучи уже гражданином Греции, случайно посмотрел ещё матч. Я потом ещё вспомнил, что смотрел «Финал четырёх» со знаменитым Домиником Уилкинсом, но не финал, а матч за третье место с «Реалом». Вот в моём баскетбольном списке мелькали только самые известные фамилии — Панов, Куделин, я больше никого не знал. Так получилось — для того чтобы заработать на учёбу в Москве, мне летом приходилось работать утром на стройке, а вечером — официантом. Вот официантом меня устроил очень хороший товарищ наших российских баскетболистов, за что я ему по жизни благодарен и обязан. Георгос (родом из Ставропольского края) был бизнесмен, очень любил баскетбол, и в 1995 году на чемпионате Европы в Афинах он со всеми познакомился. В 1998 году он их уже всех знал. И так как он был классным парнем и понимал, что я мечтал стать спортивным журналистом, пусть и футбольным, сказал: «Завтра начинается чемпионат мира по баскетболу здесь, в Афинах. Хочешь я в кабак всех тебе приведу?» Для меня была новость, что вообще начинается чемпионат. И я подумал, что он шутит — для меня Панов был господь Бог, Михайлов — апостол Павел. Какие–то мифические люди. И вдруг подъехала машина, оттуда вывалились два человека за два метра ростом. Я подбежал к ним с подносом, помню, Миша заказал пиво, Серёжа, как человек осторожный, кофейку. Помню даже свой наивный первый вопрос — с чего началась ваша баскетбольная карьера.

А дальше было легендарно. Панов сказал, что им так скучно, и спросил, нет ли у меня дома каких–нибудь русских фильмов на видеокассетах, каких–нибудь книжек, газет, в номерах просто делать было нечего. Я, мальчишка, побежал с какой–то сумкой видеокассет, привезённых ещё из Ташкента, какие–то книги положил.

— А счёт кто в итоге оплатил?
— Наверное, мой греческий друг. Эти–то гости были, неприлично как–то. Я, кстати, уже будучи журналистом, жил в том же отеле в Афинах через стенку от Пашутина. Но никого не знал. Иду как–то по коридору, а мне навстречу — Обрадович, Ивкович, Бодирога, Ребрача. Я вообще не понимал, кто эти люди, меня только со сборной–то познакомили. Уже потом понял.

И была ещё одна история. Я работал в этом кафе, а это было лето. Так как кафе работало только лето, каждый день был на счету, это деньги, выходных не было. А тут матч в восемь вечера. И вот хозяин кафе увидел, как я болел в матче с США, где наши «летели» 10 очков за три минуты до конца, отыгрались. И вот я такой молодой взбудораженный паренёк, мои ребята играли в финале. И я начал отпрашиваться на этот матч. Он меня не отпустил, но я скомкал фартук, бросил поднос и всё равно пошёл. Ради баскетбола! Мне, правда, потом сказали, что пойти можно, но после матча всё равно надо вернуться. К сожалению, вместо того чтобы пойти заливать горе с Пановым, Михайловым и Куделиным, чтобы не потерять работу, вернулся.

Но как я туда прошёл! Я очень быстро познакомился с Тихоненко, с Пашутиным. Денег на билет не было, но я умудрился прямо перед финалом выпросить две аккредитации — для себя и для товарища. Я прошёл по аккредитации Тихоненко, а мой товарищ — по карточке Захара Пашутина. Это был финал чемпионата мира, первый баскетбол, на который я попал живьём.

— С таким придыханием рассказываешь про баскетбол. Скучаешь?
— Точно скажу, что в шахматах мне скучнее. В баскетболе — в том баскетболе — мне было весело. Во–первых, мы были молоды. Во–вторых, это другая игра — она подвижная, она командная. В–третьих, осталось очень много хороших воспоминаний. Я не жалуюсь в шахматах, нашёл себя, но тогда было другое время. Нельзя сравнивать эпоху моей романтической юности, детства и нынешнюю эпоху с гаджет–подростками, которые больше напоминают роботов.

Автор: Никита Загдай
Источник: «Чемпионат»

Tweet